Проба пера...)

[KeyKate]

Название: Новый Круг или Кэртиана 20 лет спустя.
Автор: KeyKate
Бета:  HolyPryce
Фандом: Отблески Этерны
Пейринг: пока нет (но планируется)
Рейтинг: G (пока, далее, вероятно PG-13, на счет R пока даже заикаться не буду)
Жанр: джен (с вероятностью в 90% это все-таки будет слеш)
Дисклеймер: ничего кроме выноса мозга не имею...
Статус: в процессе
Предупреждения: Я не буду называть это AU. События происходят в Кэртиане через 20 лет, после описанных в последней книге. Все это возможно... все это и много большее...)
Большинство действующих лиц - новое поколение, по сути, оригинальные персонажи.
От Автора: на случай, если вдруг у этой истории появятся читатели кроме моих любимых  HolyPryce и  Захария, хочу сказать пару слов. Эта история пишется не ради пейринга, но он в ней все-таки будет, пусть и случится это далеко не сразу. Это будет слеш, гета, впрочем в этой истории тоже предостаточно, но, как я уже говорила, эта история не о любви и даже не о страсти, это просто история...)
На любые вопросы я с радостью отвечу в комментариях.

И, напоследок, Холи, спасибо тебе! Без тебя эта идея никогда не появилась бы на свет!
А уж твой бесценный багаж знаний вообще спас мне если не жизнь, то, как минимум мозг!))


Глава 1
Талиг. Окрестности Олларии. Поместье Лаик.
20-ый год К.В., 14-15-ый день Осенних Волн.

Осень в Олларии не слишком отличалась от осени в Придде. Те же непрекращающиеся дожди, те же раскисшие дороги, те же посеревшие унылые пейзажи. Вдоль дороги тянулись облетевшие тополя, перемежаясь с полупрозрачными кустиками ведьминых слез и зарослями сухого придорожника, небо было затянуто серыми низкими облаками, дождя пока не было, но менее тоскливо от этого на душе не становилось.
С одной стороны, ничего против Лаик Юстиниан не имел, особенно после увлекательных рассказов дяди Арно о графе Медузе и галерее с призраками. В детстве он часто упрашивал приезжавшего в замок полковника Савиньяка рассказать очередную историю об их с отцом юношеских похождениях. И Арно неизменно рассказывал, весело, интересно, порой весьма самокритично, особенно, когда речь заходила о периоде их с отцом вражды во время Излома и войны с кесарией. Отец, как правило, молчал и прятал улыбку в бокале вина, а взгляд у него становился почти таким же теплым, как когда он смотрит на матушку. Юстиниану нравились такие вечера, обычно они подолгу засиживались у камина и дядя Арно рассказывал про армию, про войну, иногда про свой дриксенсий плен, иногда про более ранние годы, истории у него, казалось, никогда не переводились, и они с Виктором могли слушать часами. Ближе к полуночи их обычно прогоняли спать, а отец и Арно еще долго сидели в кабинете, запасшись изрядным количеством бутылок вина.
В общем, увидеть Лаик своими глазами Юстиниану хотелось, к тому же в этом году учиться в Загоне предстояло еще и Савиньякам, с братьями скучно точно не будет, но… на душе все равно было пасмурно.
Полгода в Лаик, а потом он станет оруженосцем и будет следовать за своим монсеньором, куда бы тот ни направился. Дома оставалась матушка, вечно хмурый Виктор, которому через два года тоже предстояло отправиться в Загон, и малютка Ангелика, в которой Юстиниан не чаял души, покидать сестренку так надолго мучительно не хотелось. Нет, он, конечно, будет возвращаться на праздники и не только, но это ведь всего 2-3 раза в год. От этих мыслей становилось совсем невыносимо, и Юстиниан твердо решил больше об этом не думать. Вместо того ему вспомнилось прощание с отцом несколько часов назад, когда он уезжал из особняка в Олларии. Герцог Придд был как всегда спокоен и невозмутим, немногие были способны понять, что за эмоции скрывались за идеально-холодной маской, но Юстиниану это удавалось. Почти всегда. Впрочем, этот раз был исключением, что означала вспыхнувшая на мгновение в глазах отца искра, он не знал. Что-то подобное иногда было заметно во взгляде герцога, когда приезжал Савиньяк.
Отец сдержанно говорил о важности учебы в Лаик и о том, что не сомневается – юный граф Васспард проявит себя достойно, в то время как означенный граф пытался разгадать, о чем на самом деле думает сейчас Повелитель Волн, вспоминает время, которое он сам провел в Загоне, да, наверное. А еще тех, кто был там вместе с ним, Излом пережили далеко не все. Герцог никогда не рассказывал о том периоде жизни, когда сначала были убиты его родители, а затем он оказался в захваченной узурпатором Олларии, ненадолго ставшей Раканой. Но если Юстиниан хотел что-то знать, рано или поздно он это узнавал, собирая по кусочкам факты, обрывки рассказов и фраз. В конечном итоге ему стало понятно, почему отец с такой неохотой вспоминает это время. Будь на его месте сам Юстин… Впрочем, если бы он был на месте отца, его убили бы еще в Багерлее, юноша отлично понимал, что до выдержки и силы отца ему очень далеко.
Вражда с Арно Савиньяком, незаметно переросшая в дружбу и встреча с будущей герцогиней Придд, тогда – опальной баронессой Сакаци - были уже потом.
Мысли затягивали все глубже, однообразный осенний пейзаж и мерная поступь коня этому только способствовали. Очнулся от раздумий он только тогда, когда впереди замаячили серые стены бывшего монастыря.
У ворот с подъемным мостом через узенький ров их встретил гвардеец в черно-белом мундире, внимательно просмотрел письма, протянутые Питером Приддом, вызвавшимся сопровождать племянника в школу оруженосцев. Спустя пару минут из караулки появился невысокий кругленький сержант и, жизнерадостно поприветствовав прибывших, еще раз подробно изучил бумаги.
Подъемный мост звякнул тяжелыми цепями и медленно опустился, дальше предстояло ехать только им с Питером. Когда копыта Вихря ступили на мокрые доски моста, сердце в груди неприятно сжалось. Прежняя жизнь оставалась там, за серой каменной стеной.
Старый парк с вековыми деревьями и заросшими дорожками не выглядел заброшенным, просто очень старым. Наверное, летом здесь было даже красиво, но сейчас черные стволы, лишенные листьев ветки и колючие кусты ведьминых слез, усыпанные белыми ягодами выглядели угнетающе. Справа от дороги стояла маленькая олларианская часовня, с недавно побеленными, но посеревшими от влаги стенами. Придды были эсператистами, впрочем, ни отец, ни матушка особой религиозностью не отличались, просто герцог уделял должное внимание обучению своих детей, в том числе и в том, что касалось религии. Юстиниан склонил голову из уважения к чужому храму, дядя Питер мгновение колебался, но, в конце концов, сделал то же.
Они ехали молча, словно опасаясь потревожить покой старого парка. Наконец, слева показалось небольшое озерцо, заросшее густым тростником, на другом берегу которого стояло длинное серое строение с рядами крошечных окошек – бывшее аббатство ордена Знания, сейчас – школа оруженосцев Святого Фабиана. Сразу вспомнились рассказы про призраков, и по спине невольно пробежал холодок – в семье Юстиниана к подобным вещам относились очень серьезно. Правда, призраков в Лаик не видели уже лет 20, но это совершенно не значило, что они не могут вернуться.
Юстин замешкался и спешился чуть позже Питера, впрочем, во дворе кроме них не было ни души, и заметить его заминку никто не мог. Ждать долго не пришлось, через пару минут появился взъерошенный конюх и увел лошадей, Юстиниан только и успел, что напоследок провести рукой по светлой гриве своего солового.
Массивная дверь легко отворилась, на пороге остановился слуга, высокий молодой парень, совсем не похожий на тех «мышей», про которых рассказывал Арно. Отец не раз говорил, что со времен их учебы в Лаик очень многое изменилось, судя по всему, он был прав.
- Господа, как прикажите доложить? – вежливо осведомился слуга.
- Питер Придд и Юстиниан Придд, граф Васспард, - ответил Питер, казавшийся сейчас очень похожим на отца.
- Следуйте за мной, - слуга слегка поклонился и отступил внутрь.
Дверь бесшумно закрылась за спиной, окончательно отрезая его от внешнего мира. Свет через маленькие окошки почти не проникал, и внутри царил бы непроглядный мрак, если бы не светильники, висевшие на стенах на одинаковом расстоянии друг от друга. Лампы излучали мягкий желтый свет и распространяли запах масла, довольно сильный, но не неприятный.

За широким письменным столом сидел капитан Сэц-Пуэн, последние два десятка лет занимавший должность коменданта Лаик. За спиной одноглазого капитана висел большой портрет Октавия Второго Оллара, а со стен смотрели короли и великие маршалы прошлого. Комендант поднял глаза от документов, положил перо и слегка рассеяно улыбнулся.
- Господа, рад приветствовать вас в Лаик, - Сэц-Пуэн встал, вежливо поклонился и махнул рукой, предлагая садиться, - Насколько я понимаю, в этом году обучение у нас будет проходить граф Васспард.
- Совершенно верно, капитан, - теперь даже голосом Питер стал походить на старшего брата. Это было непривычно, но, судя по всему, так было нужно, - К сожалению, герцог Придд не смог лично присутствовать сегодня.
- Разумеется. У Первого Маршала множество неотложных дел даже в мирное время, - очень серьезно согласился Сэц-Пуэн, - Могу я узнать, к какой церкви вы принадлежите?
Вопрос был неожиданным, но Питер даже бровью не повел, только спокойно ответил:
- К эсператистской, так же, как и все в нашей семье.
Сэц-Пуэн кивнул, словно соглашаясь с чем-то, и позвонил в колокольчик, стоявший на столе. Почти мгновенно появился давешний слуга, видимо ждал за дверью.
- Дэвид, позови, пожалуйста, отца Эрвина.
Юстиниан с удивлением поймал себя на мысли, что ему начинает нравиться одноглазый капитан. Вежливый, спокойный, очень простой, Сэц-Пуэн невольно располагал к себе. Пока юноша обдумывал эту непривычную мысль, вернулся Дэвид, вместе с ним в кабинет вошел невысокий довольно молодой клирик в сером. Несмотря на изящные черты лица, лицо священника было неприятным, холодным и отстраненным.
- Приветствую Вас, дети мои, - с порога заговорил эсператист, голос у него был таким же ничего не выражающим, как и лицо, - Было ли ваше решение обдуманным и добровольным? Готовы ли вы именем Создателя поклясться, что сердца ваши и души принадлежат Господу нашему и, милостью Создателя, королю Талига Его Величеству Октавию Второму?
Клясться можно было всем, но только не кровью, особенно им, потомкам древнего рода, это Юстиниан усвоил хорошо. Но сейчас крови от него никто и не требовал. После того, как они с Питером принесли клятву, Сэц-Пуэн достал толстую книгу в кожаном переплете. Книга была тяжелой и похожей на старинные тома в библиотеке фамильного замка. Вначале шел список правил, которые должны были соблюдать вступившие в братство Фабиана, а затем – подписи тех, кто прошел Лаика а предыдущие годы. Где-то там, в конце, били подписи отца и Арно, Клауса, Питера и многих других. Читать правила необходимо было вслух и юноша порадовался, что голос у него был хорошо поставлен, спасибо мэтру Кернэ, который в числе прочих наук преподавал им с братом риторику.
- Поняли ли вы все, что прочли? – спросил эсперастист все тем же бесцветным голосом.
- Да.
- Укрепились ли вы в своем решении вступить в братство унаров?
- Да.
- Готовы ли вы принести клятву перед лицом создателя?
- Да.
- Питер Придд, поддерживаете ли вы желание вашего подопечного?
Дядя спокойно ответил «Да».
- Юстиниан Придд, граф Васспард. Мы готовы принять вашу клятву.
- Я, - спокойно начал он, - Юстиниан из дома Приддов, добровольно вступаю в братство святого Фабиана и клянусь чтить Создателя нашего и, милостью Создателя, короля Талига Октавия. Я клянусь слушать своих наставников, духовных и светских, и ни в чем не перечить им. Я отказываюсь от своего титула и родового имени до тех пор, пока не буду готов мечом и словом служить Создателю, королю и Талигу. Я буду прилежным учеником, послушным воспитанником и добрым товарищем другим унарам. Я не буду вступать в ссоры ни с кем, с кротостью прощая врагам своим. Я не буду иметь тайн от своих наставников. Я не буду покидать поместье Лаик без разрешения моего капитана и не стану встречаться ни с кем из родных, не спросив на то дозволения. Если я нарушу свою клятву, да буду я в этой жизни лишен титула и дворянства, а в жизни вечной да настигнет меня кара Создателя.
- Готов ли ты к трудностям и испытаниям во славу Создателя и короля Октавия?
- Я готов. В полдень и в полночь, на закате и на рассвете.
- Мэратон.
- Орстон, - отозвался Юстиниан.
- Я свидетельствую, - сказал положенную фразу Сэц-Пуэн.
- Я свидетельствую, - повторил Питер Придд.
Свою подпись Юстиниан поставил сразу после подписей братьев Савиньяк, которые судя по всему уже прибыли в Лаик. На самом деле Антуан и Эмери Савиньяки не были братьями, только кузенами, но похожи были почти как близнецы, только темные кудри Эмери ломали фамильную масть. Зато Антуан был истинным Савиньяком, белокурый и темноглазый, он словно сошел с одного из Фамильных портретов в родовом замке, а уж когда начинал улыбаться, так и вовсе походил на Леворукого.
Савиньяков Юстиниан видел не так, что бы очень часто, но каждая встреча оставляла незабываемые воспоминания об очередной безумной выходке братьев. В ближайшие полгода скучно точно не будет, решил для себя Юстин и спокойно, подчеркнуто вежливо попрощался с Питером, к подобным вещам в их семье тоже относились очень серьезно – чувства показывать было не принято, что вовсе не значило, что их нет.
Питер Придд легко взлетел в седло, кивнул на прощанье и направил лошадь по дороге обратно к воротам. Юстиниану оставалось только последовать за слугой вглубь старого здания.

Черно-белая одежда унара и плащ с Победителем дракона казались непривычными, так же, как и волосы, которые укоротили почти вдвое. Впрочем, волосы скоро отрастут, а к неудобной и старомодной одежде можно привыкнуть. Отражение в помутневшем от времени зеркале улыбнулось и тут же застыло ледяной надменной маской – за спиной кто-то был.
Юноше медленно обернулся, но в комнате было пусто. Неровный свет ламп и разводы на старинном стекле создавали иллюзию чужого присутствия, но это был всего лишь обман. Юстиниан еще раз улыбнулся отражению, напоследок провел руками по не слишком ровным прядям волос и вышел за дверь, где его уже дожидался Дэвид.
- До выпуска все ваши вещи будут храниться в закрытых кладовых, о вашей лошади мы так же позаботимся. Все необходимое на период обучения вы найдете в своей комнате, - они прошли длинный коридор, в котором уже сейчас было очень холодно, о том, что будет зимой, Юстиниан предпочитал пока не думать, затем была лестница, длинная галерея без окон, поворот, еще одна небольшая лесенка и, наконец, коридор, заканчивающийся тупиком. По обеим сторонам были одинаковые низенькие двери – бывшие кельи, теперь комнаты унаров.
- Ваша комната, сударь, - Дэвид остановился у одной из дверей и открыл ее, позволяя увидеть узкую длинную комнату с небольшим окном, аккуратно застеленную кровать без полога, стол с письменными принадлежностями, стоявший так, что бы на него падал свет от окна, стул, кувшин и таз для умывания, открытый сундук у стены. Вещей было немного, если не сказать мало, но все, без чего нельзя обойтись имелось, а без остальных, пусть и привычных, излишеств, полгода он вполне сможет пережить.
- Благодарю вас, - Юстиниан прошел в комнату, еще раз осматривая свое будущее обиталище.
- Сегодня ужин вам принесут в комнату. Завтрак будет подан в общей трапезной, - слуга замялся, собираясь сказать что- то еще, но явно сомневаясь, в конце концов, он принял какое-то решение и продолжил, - Позвольте дать вам совет, не гуляйте по поместью в одиночку, особенно ночью, здесь… очень легко заблудиться.
«Заблудиться», значит? Неужто, здесь все еще боятся привидений? Или это уловка, что бы напугать унаров и заставить их по ночам сидеть в своих комнатах, а не разгуливать по Лаик, как… Суза-Муза, впервые появившийся именно здесь и попортивший немало крови одному из прежних комендантов школы. Дядя Арно как-то намекал, что одним из медузьих графов было отец, верилось, конечно, с трудом, но, с другой стороны, Валентину Придду тоже когда-то было шестнадцать.
Принесли ужин, ничего особенного, тушеное мясо с овощами и пару ломтей хлеба. Еда была вполне сносной, а проголодавшемуся Юстиниану даже показалась вкусной. За спиной раздался шорох, юноша резко обернулся, под его взглядом у самой кровати застыла маленькая серая крыса. Крысеныш замер на месте, боясь пошевелиться, и неотрывно следил за человеком. Юстин усмехнулся, отломил кусочек хлеба и бросил хвостатому. Зверек вздрогнул, но не убежал, как будто неуверенно посмотрел на подачку, упавшую рядом с ним, затем все же сделал несколько осторожных шажков, схватил кусочек и собирался уже припустить под кровать, но потом остановился. Поведение крысенка было забавным, и Юстиниан развеселился уже всерьез, хвостатый тем временем еще раз внимательно осмотрелся по сторонам и, усевшись на задние лапки, принялся уминать свою добычу.
Делить трапезу с крысой юному графу еще не доводилось. Но, в конечно итоге, почему бы и нет? Крысы – это по-своему хорошо. Там, где есть крысы и кошки, там нет… скверны. Услышанные в детстве истории о том, как крысы покидали Агарис перед тем, как его до тла сожгли мориски, а затем и Олларию незадолго до того, как началась… эпидемия, он помнил очень хорошо. Юстиниану было лет шесть и он сильно испугался, представив себе, как серый живой поток заполняет улицы ночного города. А потом пришло понимание того, что крысы и ушедшие еще раньше кошки оказались умнее людей.
- Приятного аппетита, приятель, - юноша приподнял глиняную кружку с водой, салютуя крысенку, который, покончив со своим ужином, сосредоточенно чистил усики. Приведя себя в надлежащий вид, хвостатый коротко пискнул и исчез под кроватью.
Оставшись в одиночестве, граф сделал несколько глотков и, поставив кружку обратно на стол, задумчиво посмотрел в окно. Все сильнее сгущались сумерки, но свечу зажигать не хотелось. Заняться было совершенно нечем и Юстиниан, пообещав себе завтра же наведаться в лаикскую библиотеку, решил сегодня лечь спать пораньше.
В комнате было холодно, два плотных шерстяных одеяла грели, но тепла все равно было недостаточно. Юноша еще какое-то время ворочался с боку на бок, но, в конце концов, закрыл глаза, отвернулся к стене и начал усердно думать о лете.
Ему снился тот день, когда к ним в последний раз приезжала баронесса Вейзель с младшим сыном. Это было в середине Летних Скал, и Рокэ как раз получил отпуск на службе. Юлиана Вейзель и Мельхен Придд, несмотря на значительную разницу в возрасте, были хорошими подругами, и с годами их дружба стала только крепче. Когда они встречались, то могли проговорить несколько часов к ряду. Вернее говорила в основном Юлиана, а матушка сидела, очень внимательно слушала и улыбалась.
С Рокэ они были знакомы с детства, он был старше Юстина на 4 года, но они всегда хорошо ладили. Вот и в этот раз, оставив дам, которые собирались рассказать и выслушать все, что произошло за прошедшие полгода, а за одно и вспомнить последние двадцать – тридцать лет, они с Рокэ взяли лошадей и понеслись наперегонки к речке. Было уже тепло, но еще не жарко и вода казалась ледяной, особенно после их бешеной скачки. Наплававшись вдоволь, они долго лежали на берегу обсыхая. Рокэ рассказывал про службу, столицу, гвардию, солнечный свет пробивался сквозь полуприкрытые веки, трава была изумрудно-зеленой и по-весеннему мягкой. А еще было очень тихо, слышно только, как мерно плещется река и шелестит листва.

Обычно Юстиниан просыпался рано, но выбираться из теплого солнечного сна в пасмурную холодную действительность категорически не хотелось. Его разбудил настойчивый стук в дверь. Юноше потребовалось несколько мгновений, на что бы осознать, где он находится. Стук повторился, пришлось спешно вылезать из постели и умываться выстывшей за ночь водой, тщетно пытаясь привести волосы в хотя бы относительное подобие порядка. Одевшись, Юстиниан вышел в коридор, и тут же на него налетели сразу с двух сторон, стискивая в объятьях так, что стало невозможно дышать.
- Джастин, здравствуй!
- Мы как раз собирались тебя искать!
Через секунду объятья разжались, и Юстиниан, наконец, смог вдохнуть. Перед ним стояли те самые братья Савиньяк, встречи с которыми он ждал накануне вечером.
- Антуан, Эмери, рад вас видеть, - по возможности спокойно произнес он.
Эмери весело рассмеялся, Антуан, напротив, с очень серьезным выражением лица положил руку на плечо друга и произнес:
- Джастин, хватит изображать отца. Мы же прекрасно знаем, какой ты на самом деле.
Эмери откровенно заржал, а Юстиниан искренне надеялся, что не начал краснеть, потому что ему отчетливо и весьма навязчиво вспомнились те бутылки вина, которые они втроем пару лет назад втихаря распили на дне рождении Арно. Напились они в тот раз просто безбожно, и, если начало вечера все же сохранилось в памяти, то конец тонул в непроглядном тумане, чему Юстиниан был несказанно рад.
- Ладно, друзья, идемте завтракать. Есть хочется просто зверски, - отсмеявшись, сообщил Эмери и, взяв обоих под руки, потащил веред по коридору, в конце которого их уже ждал слуга.
- Доброе утро, господа, - спокойно поприветствовал их молодой человек, чем-то напоминающий вчерашнего Дэвида, - прошу вас спуститься в трапезную, где вас представят остальным унарам. Следуйте за мной.

Глава 2.
Талиг. Поместье Лаик.
20-ый год К.В. 15-ый день Осенних Волн.

Оказалось, Дэвид был совершенно прав, когда советовал не гулять по дому в одиночку. Как их провожатый ориентировался в бесконечном переплетении коридоров и лестниц, оставалось для Юстина загадкой.
Трапезная оказалась просторным залом со сводчатыми потолками и одиноко стоящим в углу небольшим столом, за которым уже сидело несколько человек. Первым замер Эмери, взгляд юноши был устремлен вверх, а на лице застыло непередаваемое выражение. Юстиниан проследил за его взглядом, еще секунду реакция друга оставалась для него загадкой, а потом за спиной раздался звонкий и невероятно заразительный смех.
На потолке был всего лишь старый крюк для лампы. Но это был Тот Самый Крюк. Теперь хохотали уже все четверо. Сквозь выступившие на глазах слезы, Юстиниану все-таки удалось разглядеть их нового товарища. Похоже, темноволосый смуглый парень, не выдержавший первым, отлично представлял себе историю данного предмета интерьера. Успокоиться было непросто: как только смех начинал затихать, с одной из сторон раздавался новый взрыв хохота, и все начиналось по новой. Удивительно, но все это время слуга терпеливо, и молча, ждал. У Юстиниана даже возникло подозрение, что данный инцидент далеко не первый на памяти их провожатого.
- Марко, - назвался темноволосый парень, когда им, наконец, удалось взять себя в руки и отдышаться.
- Для представлений еще не время, господа, - очень серьезно прервал их слуга и продолжил свой путь к столу, указывая товарищам на положенные места.
По всему выходило, что Марко, сидевший напротив, был сыном Альберто Салины. Наследник кэналлийского герцога все еще весело улыбался и с любопытством смотрел по сторонам, изучая своих будущих товарищей. Сам Юстиниан, кроме Савиньяков, лично не знал больше никого из присутствующих. Когда станут известны имена, ситуация, скорее всего, прояснится, но пока гадать, кто есть кто, не было никакого смысла. Лицо сидевшего справа юноши казалось смутно знакомым, но не более того. Возможно, Юстину доводилось встречать кого-то из его родственников. У соседа были русые волосы и серо-голубые глаза северянина, очень светлые и почти прозрачные. Сам Юстиниан унаследовал золотистые глаза матери, чем в глубине души очень гордился, так как почитал ее одной из красивейших женщин на свете.
Тем временем, в трапезную вошли еще трое унаров в сопровождении слуги. Судя по всему, они были последними, за ними появился капитан Сэц-Пуэн и двое священников: эсператист Эрвин и неизвестный пока олларианец. Все-таки примирение двух религий привело к последствиям, которые до Излома сложно было даже вообразить: обе религии равны, а значит, и духовных наставников у будущих оруженосцев должно быть двое. Несмотря на то, что Юстиниан прекрасно знал все различия между олларианством и эсператизмом, смысла воевать за то, как правильно верить в Создателя он не понимал. Ведь в любом случае человек либо верит, и тогда знает, что есть правильно, а что – нет, либо не верит, и тогда уже становится совершенно неважным, на каком языке он читает молитвы. Отец говорил, что верить нужно в первую очередь в себя и поступать, как велит честь, долг и совесть, тогда послужишь Создателю лучше, чем вознося тысячи молитв. Вероятно, с точки зрения церкви это было ересью. Но Юстиниану казалось, что отец в очередной раз был прав.
Сэц-Пуэн остановился во главе стола, и унары, не сговариваясь, встали, приветствуя своего капитана. В этом году их было всего шестнадцать. Счастливое число.

- Доброе утро, господа. Я - капитан Сэц-Пуэн, и с сегодняшнего дня вы переходите под мое начало. В эти полгода вам будет предоставлена возможность научиться всему, что должен знать и уметь молодой дворянин, собирающийся стать оруженосцем. Все остальное будет зависеть только от вас. Помните, здесь, в Лаик, нет титулов и званий, здесь все вы равны между собой. Не имеет значения, насколько богатым или древним является ваш род, только ваши знания и мастерство определят, на каком месте вы окажитесь по итогам обучения.
Так же хочу напомнить, что унарам запрещено покидать поместье раньше, чем через четыре месяца, начиная с сегодняшнего дня.
В завершение, хочу представить вам отца Эрвина и отца Оливера. К ним, так же как и ко мне, вы можете обратиться за советом или помощью, если вам таковые понадобятся.
Что ж, теперь ваша очередь представиться. Начнем с этого конца стола. Каждый унар должен выйти и назвать свое имя. Вперед, юноша, вы первый.
Худенький невзрачный мальчишка, сидевший с краю, встал из-за стола, вышел на середину зала и тихо произнес:
- Унар Мартин…
Следующими шли Савиньяки, затем смуглый юноша, представившийся унаром Пабло. Теперь настала очередь Юстина, его сосед справа – унар Кантор, судя по имени, был старшим сыном графа Ариго. Симон, Анатоль, Вальтер, Эрик, Поль, потом вышел тот самый Марко, а за ним еще четверо – Жильбер, Клод, Кристиан и Питер. Последний Юстиниану особенно запомнился: очень уж колючий и цепкий взгляд был у бледного мальчишки, который даже в новой унарской одежде умудрялся выглядеть до неприличия неопрятно.
- А теперь – завтрак, господа, - объявил капитан. - Советую не слишком налегать на еду. Как только закончите, мы отправимся в фехтовальный зал, и вы покажете, на что способны.
Кэналлиец Пабло дерзко усмехнулся, по всей видимости, не сомневаясь в своем таланте фехтовальщика, а пухленький светловолосый унар по имени Жильбер тоскливо вздохнул и пробормотал, что его отец всегда говорил: приему пищи, а в особенности завтраку, ничего не должно мешать, в том числе и угроза фехтовальным залом.
С едой Юстиниан покончил быстро – не терпелось посмотреть, что собой представляют его товарищи, а заодно и показать, на что способен он сам. Юноша считал себя неплохим фехтовальщиком, но одно дело уроки дома, шутливые поединки с братом и гораздо более серьезные схватки с отцом, которого ему так ни разу и не удалось победить, и совсем другое дело Лаик. Пятнадцать совершенно разных противников, у каждого из которых своя школа, свой уровень подготовки, своя собственная манера ведения боя. А ведь именно мастерство владения шпагой во многом определяло, какое именно место унар займет в день выпуска.
Превзойти Савиньяков не стоило даже надеяться. По крайней мере, пока. Братья фехтовали так, что наблюдавший как-то раз их поединок, Юстиниан до сих пор не мог забыть ту невероятную смесь зависти и восторга, которая захватила его в тот момент. И все же, войти в первую четверку стоило попытаться.
В фехтовальном зале они разбились на пары, после чего начался тренировочный бой, для начала до четырех уколов. В пару Юстину достался Кантор, владевший шпагой весьма неплохо, пришлось постараться, чтобы найти брешь в его обороне. Сам Юстин тоже пропустил пару ударов, но все же победил, причем достаточно быстро. Они поклонились друг другу, вложили шпаги в ножны и только теперь заметили, что в зале стоит тишина, нарушаемая звоном всего двух клинков. Раньше, увлеченный собственным боем Юстиниан просто не придал этому значения, теперь же увиденное поразило его: дрались Савиньяки. В кругу унаров, которые, затаив дыхание, наблюдали за боем, словно бы метались две молнии, быстрые, сильные, смертоносные. Шпаги сталкивались, разрывая тишину, и вновь разлетались. Братья были равны. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы проиграть. Или чтобы победить. Но зрелище все равно завораживало.
В конце концов, не выдержал Сэц-Пуэн, поединок был прекращен, хотя ни один из ударов так и не достиг цели. Тем не менее, оба казались довольными, хоть и дышали так, словно пробежали несколько хорн.
- Что скажешь, Джастин? – отдышавшись, спросил Антуан.
- А что тут можно сказать? Как всегда потрясающе! – скрывать свое восхищение Юстиниан просто не видел смысла.
- До отца все равно не дотягиваю, - с досадой заметил Савиньяк.
- А Алва, говорят, был еще лучше, - добавил второй, судя по голосу, явно сожалея о том, что никогда не сможет скрестить клинок с человеком, которого когда-то называли лучшей шпагой Золотых Земель.
- По крайней мере, здесь вы точно лучшие, - пожал плечами Юстиниан, понимая, что даже если им, троим, и удастся превзойти своих отцов, произойдет это лет через десять, не раньше.
- А вот это мы еще посмотрим, - вмешался Марко. - Предлагаю разбить эту парочку. Капитан все равно вряд ли разрешит им продолжать тренироваться вместе. Что думаешь, Джастин? Ты себе которого берешь, светленького или темненького?
Удивительно, но Савиньяков ни капли не обидело столь фамильярное обращение, скорее даже наоборот – Марко приняли как своего.
В итоге, в следующем поединке Юстиниан оказался в паре с Эмери, проиграл в сухую и пообещал себе, что к моменту окончания Лаик хотя бы немного приблизится к мастерству Савиньяка. У Марко дела обстояли не намного лучше, он проиграл четыре к одному, что, впрочем, уже заслуживало определенного уважения.
После второго поединка был устроен перерыв. Они еще дважды меняли противников, в первый раз Юстиниану достался Марко, у которого все же удалось вырвать победу, несмотря на то, что они были практически равны. Вторым был Анатоль, показавший полное отсутствие каких бы то ни было умений. Он был выше почти на целую голову, но рост скорее мешал ему, делая тело еще более неуклюжим. В конце концов, Юстин расслабился и совершенно глупо пропустил удар. Исхода поединка это не изменило, но все равно было очень обидно.
Судя по всему, после четырех поединков капитан увидел все, что хотел, а может быть, просто истекло время, отведенное на тренировку, но после небольшой передышки они отправились в класс. Время, проведенное за историей и землеописанием, тянулось бесконечно. Оба предмета Юстиниан любил, но ментора более скучного, чем мэтр Киддо, ему встречать еще не доводилось.
Обед стал настоящим избавлением, но от одной мысли, что вот так предстояло провести следующие полгода, по спине пробегала дрожь. Уж лучше бы тут действительно были привидения. Впрочем, с этой ролью вполне успешно справлялись Савиньяки, появившиеся как будто из-под земли. Юстиниан, в очередной раз, пообещал себе избавиться от привычки уходить в собственные мысли настолько глубоко и попытался понять, о чем же ему рассказывает Антуан.
- … а еще бабушка говорила, что здесь есть подземелье и старинная гробница, сохранившаяся с тех времен, когда Лаик был монастырем. Там тоже обязательно нужно побывать!
- Подождите, - Юстиниану, наконец, удалось поймать нить повествования, и он всерьез задался вопросом: о чем думала графиня Арлетта, когда рассказывала своим неуемным внукам о лаикских подземельях, - Вы что, хотите пробраться в подземелье?
- Конечно! Такой шанс ведь представляется всего раз в жизни! – энтузиазму Эмери оставалось только позавидовать.
Идея казалась абсолютно безумной, но, чем больше Юстиниан об этом думал, тем больше понимал, что тоже хочет увидеть древнюю гробницу танкредианского аббатства. В конце концов, самая большая опасность, которая им грозила – быть пойманными, но Сэц-Пуэн, в любом случае, не производил впечатления человека, который способен назначить действительно серьезное наказание, особенно за такой безобидный проступок.
- Хорошо, я с вами, - наконец, решился Юстиниан, заслужив восторженный взгляд Эмери, - Но сначала нужно все как следует обдумать. Не думаю, что в подземелье будет настолько просто попасть. Вы знаете, где находится вход в гробницу?
Это было одним из слабых мест в плане зарождающейся авантюры, потому что, где именно находится так влекущее их подземелье, братья не имели не малейшего понятия. Учитывая архитектуру Лаик, у них могло уйти значительное количество времени на то, что бы отыскать нужный проход, не говоря уже о том, что тот, вероятнее всего, был заперт. С другой стороны, времени у них было – целых полгода, которые обещали быть весьма скучными, если конечно не позаботиться о своем досуге самостоятельно.
- Господа, я собирался посетить местную библиотеку. Не желаете ли составить мне компанию?
Составить компанию Савиньяки отчего-то не пожелали. Оставив братьев обдумывать детали готовящегося мероприятия, Юстиниан отправился на поиски библиотеки. На выходе из трапезной его догнал юноша по имени Симон. Воспоминания были смутными, но, кажется, он приходился родственником Савиньякам, со стороны Рафиано. В пользу этого предположения было и то, что Симон так же направлялся в библиотеку. По дороге они почти не разговаривали, только перебросились парой вежливых, ничего не значащих фраз.
Если бы не помощь одного из слуг, искали бы они долго и, скорее всего, безрезультатно. Планировка Лаик продолжала поражать воображение. Но теряться и спрашивать дорогу каждый раз, как минимум глупо, нужно было начинать ориентироваться самостоятельно. Существовала небольшая надежда на то, что в библиотеке могли сохраниться какие-нибудь старые чертежи, вот только Лаик перестраивали уже такое бесчисленное количество раз, что от старых планов было бы больше вреда, чем пользы. Придется запоминать все самому. В конце концов, у отца это когда-то получилось.
Библиотека, конечно, сильно уступала той, что была дома, но, тем не менее, тоже была весьма неплохой. Юстиниан выбрал себе несколько книг по истории и даже нашел один философский трактат, до которого дома никак не доходили руки. На первое время этого должно было быть вполне достаточно.
Вернувшись в свою комнату, Юстин водрузил свою добычу на стол и с облегчением вздохнул. За спиной послышалось уже знакомое шуршание. Почти на том же месте, что и вчера, у кровати сидел крысенок. Судя по всему, тот же самый. Зверек глядел внимательно и как будто чего-то ждал.
- Прости, дружище, но еды у меня нет, - виновато пробормотал юноша. - Я тебе с ужина обязательно что-нибудь принесу.
Вопрос еще, что было глупее: разговаривать с крысой или всерьез полагать, что она тебя понимает. Крысенок еще какое-то время сидел на прежнем месте, затем, как показалось Юстиниану, обиженно пискнул и удалился под кровать. Юноша еще раз вздохнул и, пообещав себе действительно захватить что-нибудь из еды, поплелся на занятия.

Остаток дня тянулся все так же мучительно. Вечером, когда Юстиниан оказался, наконец, в своей комнате, уже совсем стемнело и пришлось зажигать свечу. До отбоя оставалось еще около часа, после этого двери комнат будут заперты снаружи и до утра из них будет не выйти. Это правило Лаик осталось неизменным, несмотря на то, что в течение дня их перемещения никто не ограничивал.
Читать на самом деле не хотелось, но никакого другого занятия все равно не было, и Юстин погрузился в рассуждения древнего философа. Книга увлекла его так сильно, что юноша не сразу заметил движение на столе – припасенный с ужина ломтик хлеба с сыром пытался куда-то ползти. Именно пытался, потому что для маленького хвостатого друга, который решил не дожидаться приглашения, ноша оказалась слишком тяжелой.
- Ешь здесь, я тебя не трону, - с усмешкой сообщил крысу Юстиниан, наблюдая за его стараниями. Тот, в свою очередь, осознав всю тщетность своих усилий, решил, что в этот раз может отужинать и за столом.
Подперев щеку кулаком и едва сдерживая смех, юноша увлеченно наблюдал за тем, как крысеныш, воровато на него косясь, уплетает сыр. Зверек был очарователен и, судя по всему, взял за правило наведываться в гости.
- Нужно тебя как-то назвать, - решил Юстин и всерьез задумался, потому что ничего стоящего в голову упорно не приходило, - Тебе ведь нужно имя, раз ты решил составить мне компанию до самого дня Святого Фабиана… А, собственно, почему бы и нет. Дружище, хочешь быть Фабианом?
Крысенок на секунду отвлекся от сыра, но, так ничего и не ответив, просто продолжил есть. Так, с молчаливого согласия, он приобрел имя.
Что что-то происходит, Фабиан понял на мгновение раньше Юстина - крыс бросил остатки своего ужина и рванул под кровать. Сразу же после этого раздался стук. Причем стучали в окно. Не дожидаясь ответа Юстиниана, который так и замер в замешательстве за столом, оконная рама распахнулась, и в комнату ввалился мокрый, но весьма довольный собой Эмери.
Юстиниан попытался отогнать нелепую мысль о том, что еще ни разу в жизни ему не приходилось чувствовать себя девицей, к которой по ночам в окно залезают кавалеры, но мысль была очень навязчивой.
- У меня в комнате замок новый – никак не поддается, - как ни в чем не бывало, сообщил Савиньяк и тряхнул мокрыми кудрями так, что брызги полетели во все стороны.
Ответить Юстин ничего не успел, потому что в этот момент снова раздался стук. На этот раз стучали в дверь, что было уж совсем бессмысленно, учитывая, что она была заперта снаружи.
- Это Антуан, - пояснил Эмери, после чего дверь тихо отворилась, словно подтверждая его слова.
- Ну что ж, господа, предлагаю начать наш небольшой поход, - Антуан улыбнулся, и Юстиниану почти непреодолимо захотелось помянуть Повелителя Кошек.


Глава 3.
Талиг. Поместье Лаик.
20-ый год К.В., 15-ый день Осенних Волн.
20-ый год К.В., 20-ый день Осенних Молний.

Одинокая свечка в руках Антуана не могла рассеять темноту, в которой тонули своды Сарой галереи. Ощущение было странное, словно бы все происходило во сне, а не на самом деле.
- Призрачный ход, - прошептал Эмери. Разглядеть в темноте лицо друга Юстиниана не мог, но в голосе Савиньяка было слышно почти что восхищение.
- Да, Арно говорил… Именно здесь они видели танкредианцев, - согласился с братом Антуан и медленно пошел вперед, освещая себе дорогу, - Раньше на месте фехтовального зала был храм, туда и вела галерея, позже проход заложили…
- Но в Лаик больше нет призраков, - зачем-то возразил Юстиниан, - уже больше двух десятков лет нет…
- И призрачный колокол молчит… - таинственным, почти зловещим шепотом закончил Эмери.
Попытка напугать не то, чтобы удалась, просто стало не по себе, да и холод был такой, что не дрожать просто не получалось.
Они дошли до камина в центре галереи, и Юстин, не удержавшись, прикоснулся к холодным камням. Сколько десятилетий, а, может быть, и веков прошло с тех пор, как здесь в последний раз разводили огонь? Само это место словно бы хранило отпечаток чего-то, находящегося за гранью понимания. Хотелось списать все на разыгравшееся воображение и слишком красочные рассказы дяди Арно, только не получалось.
Юстин, словно наяву, видел ровные огоньки свечей, освещающие мертвенным зеленоватым светом лишенные красок, словно выцветшие, лица монахов. Бесконечная процессия теней, появляющихся из одной стены и уходящих в другую.
- Слышите?.. – настороженный шепот Эмери раздался откуда-то справа.
Юстиниан собрался уже пропустить мимо ушей очередную попытку проверить на прочность его нервы, но в этот момент свеча в руке Антуана погасла. Нахлынувшая внезапно темнота была такой непроглядной и плотной, что, казалось, ее можно коснуться.
В следующее мгновение юноша ощутил движение у себя за спиной, попытался обернуться и почувствовал, как на шею ложатся ледяные пальцы. Как ему удалось не заорать, Юстин и сам не знал, должно быть, горло перехватило от ужаса. Он рванулся в сторону и со всего размаху полетел на каменный пол.
В темноте сверкнула искра, затем еще одна, а за ней вспыхнул крошечный огонек свечки, в меру своих скоромных сил, рассеивающий темноту.
- Леворукий, - пробормотал Юстиниан, вновь обретя голос. Рядом с ним на корточках сидел Марко, судя по выражению лица, весьма довольный собой.
- Тьфу! Кляча твоя несусветная, как сказал бы дядя Арно… - высказался Антуан и, в попытке осветить как можно большее пространство, поднял свечку выше, - Напугал нас до полусмерти.
Юстиниан с трудом подавил в себе недостойный порыв врезать марикьяре по довольной физиономии и осторожно поднялся, потирая ушибленный локоть. Сердце больно билось о ребра, не желая успокаиваться, несмотря на то, что никакой опасности, на самом деле, не было.
- Бродишь тут, словно выходец, - рассмеялся Эмери, с явным облегчением переводя дыхание.
- А сами-то! – улыбка у Марко была ослепительно белозубая и такая искренняя, что продолжать злиться на него просто не получалось.
- Завтра, - Юстин, наконец, нашел способ достойно расквитаться с товарищем за дурацкую шутку и не менее дурацкое положение, в котором в итоге оказался, - на фехтовании ты в паре со мной, понял!?
- Всегда к вашим услугам, - Марко отвесил шутливый поклон и еще раз улыбнулся, что, впрочем, не уменьшило желания Юстиниана выложиться на завтрашней тренировке по полной.
- Шутки – шутками, но место это действительно какое-то странное, - Антуан словно рассуждал вслух и, впервые с момента их знакомства, Юстиниан услышал в голосе Савиньяка неуверенность.
- Значит, ты тоже чувствуешь? – тихо спросил Юстин, и сам удивился своему вопросу.
- Я не знаю, что я чувствую и чувствую ли что-то вообще. Готов допустить, что виной всему весьма впечатляющие рассказы дяди Арно и мое, смею полагать, достаточно развитое воображение…
- Мой отец тоже рассказывал про Старую галерею, - прервал его Марко, - Призраков здесь, может, больше и нет, но подобные места еще долго несут на себе печать произошедшего…
- Господа, - голос Эмери звучал абсолютно серьезно, и от этого уже становилось не по себе, - Я надеюсь, никто из вас не сочтет меня трусом. Предлагаю на сегодня нашу прогулку закончить.
- Согласен, - в глубине души Юстин был все-таки рад, что первым предложил вернуться не он. Уж Савиньяка в недостатке отваги точно никто не решился бы обвинить, а продолжать стоять посреди холодной пустой галереи становилось практически невыносимо.
Дорога назад показалась достаточно короткой, и Юстиниан с удивлением осознал, что, на самом деле, дом вовсе не такой большой и не такой запутанный, как ему показалось в начале. Необходимо, конечно, пройти по каждому коридору и почувствовать каждый поворот, чтобы представить себе картину в целом. Пока они заперты в стенах поместья, как раз на это можно потратить множество оставшихся ночей.

Юстиниан так и не спросил в тот раз, откуда у Антуана отмычки и где он научился так искусно ими пользоваться. Братья вели себе так, словно воровское умение являлось само собой разумеющимся, да и Марко умудрился как-то выбраться из своей комнаты без посторонней помощи. В конечном итоге Юстин задумался о том, что в его образовании имеется ощутимый пробел, и пообещал себе постараться это упущение исправить.
Дни шли своим чередом, унары выкладывались на тренировках, старались не засыпать на занятиях, посещали церковные службы, три раза в день, с присущим любому растущему организму аппетитом, опустошали тарелки в трапезной. Непрекращающиеся дожди сделали парк еще более неприглядным, а попытки выйти из дома просто бессмысленными, так что по вечерам Юстиниан читал, благо книг в библиотеке было много – до конца срока обучения должно было хватить. Почти каждый день к нему наведывался Фабиан, для которого всегда был припасен кусочек сыра или крекер. Крысеныш осмелел и теперь уже без опасений взбирался на стол, лез под руки и попрошайничал, угощение неизменно находилось.
Неизменные ночные вылазки два-три раза в неделю пока никем замечены не были. Как правило, они выбирались втроем, но, время от времени, к ним присоединялся Марко. Всегда неожиданно. Так или иначе, ему всегда были рады, дружить с Марко вообще было очень легко. Других унаров они ни разу не встречали. То ли все остальные после отбоя сидели по своим комнатам, во что верилось с большим трудом, то ли просто были слишком осторожны и избегали встреч с товарищами. Зато, во время одной из прогулок по ночному Лаик, они чуть не столкнулись с отцом Эрвином. Избежать встречи, сулящей массу неприятностей, удалось каким-то чудом, немалую роль в котором сыграл Марко, раньше всех заметивший свет от фонаря за поворотом. Что делал эсператист посреди ночи в той части поместья, которая вот уже несколько веков как не была обитаема, осталось загадкой, но для Юстина и остальных это стало уроком – быть пойманным никто из них не хотел, а значит терять бдительность нельзя даже там, где не должно быть никого.
Примерно за неделю до Зимнего Излома дожди, наконец, прекратились, и температура за окном стала стремительно падать. Проснувшись как-то утром, Юстиниан уже привычно поежился от холода и вдруг понял, что осень закончилась, и ей на смену вот-вот придет зима. Снега пока не было, но за окном все покрывал толстый слой инея.
В этот день занятия тянулись особенно долго. Когда юноша, наконец, смог выйти из дома, уже начинало темнеть. Сухая замерзшая трава под ногами словно пружинила, а в удивительно свежем воздухе все отчетливее чувствовалось приближение настоящих холодов.
Старый парк был так тих и неподвижен, что казалось, будто само время сковали заморозки. Юстиниан как раз дошел до берега, когда в шорохе тростника ему послышалась песня. Голос был таким глубоким и проникновенным, что невольно закралась мысль: уж не обитает ли в крошечном озерце найери. Но, подойдя ближе, он смог различить слова песни, которая явно принадлежала человеку:

Есть судьба, есть ветра и есть море,
Все едино и это ль не свято,
Там, где чайки кричат над волною,
Когда солнце клонится к закату…

На большом камне у самого берега, так что от дороги его скрывали заросли тростника, сидел Марко. Марикьяре глядел на серую поверхность озера, отражавшую низкое вечернее небо, и явно видел в ней что-то свое. Таким его Юстиниану видеть еще не приходилось.
- Душу бы Леворукому продал за гитару, - не оборачиваясь, с досадой пробормотал Марко и швырнул в воду маленький камушек.
По поверхности озера поползли круги, и странное чарующее спокойствие момент было нарушено.
- О чем эта песня? - спросил Юстиниан, потому что нужно было что-то сказать.
Марко обернулся и на несколько мгновений задумался, снова погружаясь в себя. Грустная улыбка друга заставляла сердце почти болезненно сжиматься. Обычно веселый и открытый, сейчас Марко совершенно не походил на себя. О чем он мог думать, сидя вот так, в одиночестве и вглядываясь в воду, словно ожидая увидеть отражение чего-то действительно важного? Может быть, о доме…
- О двух врагах, которым по прихоти кошки-судьбы суждено было стать друзьями, - наконец ответил Марко и, подумав еще немного, добавил, - На самом деле это не столь важно, просто она попала под настроение, вот и все…
- Спой еще, - просьба вырвалась сама собой прежде, чем удалось ее удержать. Просто песня марикьяре будила в душе что-то тревожное, но очень желанное. Названия этого чувства Юстиниан просто не знал.
- Может быть, в другой раз… Сейчас здесь становится слишком холодно.
Скорее всего, южанин действительно замерз, только вот Юстину почему-то казалось, что дело совсем не в холоде. Наверное, нужно было спросить, все ли в порядке, но Юстиниан так и не решился, а Марко ушел, так больше ни слова не сказав.
Оставалось поверить, что друг просто скучает по дому, да и как можно в холодном сером Лаик не скучать по теплому солнечному югу? Ведь даже он, Юстин, скучал по Придде, с точки зрения любого другого, не шедшей ни в какое сравнение с прекрасной Марикьярой, о которой говорили, что однажды побывав там, забыть ее уже невозможно. Мысли о доме и семье, неизменно приносившие с собой тоскливое уныние, он старался гнать, особенно когда оставался один. Когда рядом были Савиньяки и Марко, времени на мысли и уж тем более на уныние просто не оставалось, но ведь были еще вечера и ночи, проведенные в четырех стенах маленькой комнатки, когда уже не было сил читать и оставалось только придаваться размышлениям. Воспоминания мешались с перспективами возможного будущего и, приправленные пробирающим до костей холодом и вечным полумраком, с которым одинокая свечка просто не в состоянии была справиться, рождали чувство изматывающей безысходности.
В глубине души, Юстиниан прекрасно понимал, что, на самом деле, не происходит ровным счетом ничего ужасного, и для подобных чувств нет совершенно никаких объективных причин. Только вот подчиняться логике эмоции категорически не хотели. Впрочем, средство, позволившее ему справиться с гнетущей тоской, оказалось на удивление простым. Нужно было только пересилить неприятное ощущение, отрешиться от мрачной реальности, навевающей неприятные мысли, и полностью погрузиться в воспоминания или мечты о будущем, выбирая из них самые теплые и радостные.
Как ни странно, но это действительно помогало, когда на душе становилось совсем уж невыносимо.
Воспоминания были разные, но, как правило, все они были связаны с летом и замком в Старой Придде. Малютка Ангелика, Виктор, матушка, разговоры с отцом, приезды дяди Арно, баронессы Юлианы и Рокэ. Речки и небольшие озера, холодные даже в середине Летних Волн. Поля, на которых ветер колышет траву, словно волны так пока ни разу и не виденного моря. Сад, в котором с ранней весны и до поздней осени не перестают цвести цветы. Аллея, засаженная невысокими раскидистыми яблонями, яблоки на них всегда были невозможно кислыми, но лазить за ними все равно было очень увлекательно. Брат, правда, его мнения по этому поводу не разделял, зато с Рокэ в детстве они облазили все окрестные деревья, без особого ущерба, как для деревьев, так и для собственных костей, вопреки опасениям госпожи Юлианы. Матушка, узнав об их развлечении, только задумчиво улыбнулась, словно вспоминая что-то очень давно позабытое, оставив подруге привилегию высказать все опасения по поводу недостойного молодых дворян и, без сомнения, опасного занятия. Стоит ли говорить, что отповедь сделала запрещенное развлечение только еще более увлекательным.
Юстиниан очнулся от своих размышлений на другом конце парка, когда уже почти полностью стемнело. Необходимо было торопиться, что бы успеть до отбоя, опоздание было чревато последствиями, ему, как минимум, запретили бы покидать пределы дома, а теперь, когда закончились осенние дожди, прогулки в парке стали для него слишком желанной отдушиной.
В комнате его ждал вконец обнаглевший Фабиан, успевший сгрызть корешок трактата по двадцатилетней войне, и записка от Савиньяков, в которой они, в весьма витиеватых выражениях, приглашали его присоединиться к празднованию Зимнего Излома в ночь с 24-ого Осенних Молний на 1-ое Зимних Скал.